Семён Данилюк - Обитель милосердия [сборник]
— В управление без моего личного указания не передавать ни полслова. Никаких предварительных данных, никаких твоих обычных намеков. Проболтаешься — тут же выгоню на пенсию к чертовой матери!
— Так, Сергей Иванович, когда ж это я… Обидно слышать. Да я за отдел душой…
— Молчать! Задержать должны своими силами. Без варягов из области. Сами раскрыли, сами и возьмем.
— Только чтоб брать культурно, — крутнул лапой Сиренко. — Это дело серьезное. А то привыкли, понимаешь, с наскоку…
Он огладил раннюю лысину и интенсивно засопел, что делал всегда перед долгим выступлением. Но тут, по знаку Бойкова, поднялся низкорослый крепыш Гордеев, насмешливо глянул на косноязыкого Сиренко и четко доложил, кто, куда и с кем идет, каким образом поддерживается связь, когда и через кого будут сниматься засады.
Пока он говорил, все присутствующие — и Танков среди прочих — испытали радостное волнение стрелков, когда они знают, что дичь уже в загоне, и неизвестно только, на какой именно номер она выйдет.
Бойков поднялся:
— С богом! До места засад доберетесь на дежурном УАЗе. Кто не влезет — в машины ГАИ. Вопросы есть?
— Оружие брать? — решился Танков.
Послышались смешки.
— Вопрос не праздный, — счел необходимым усерьезнить обстановку начальник райотдела. — Надеюсь, остальные помнят, что против несовершеннолетних оружие мы применять не должны.
Он улыбнулся впервые за эти дни:
— Хочу верить, что сотрудники уголовного розыска сумеют задержать нескольких пацанов без кровопролития.
По отдельскому коридорчику шли к машинам, громко смеясь и шутливо толкаясь, словно мушкетеры по Лувру. Оперуполномоченный Велин, расшалившись, пнул ногой дверь кабинета ГАИ и гаркнул:
— Что заперлись, как дорожная моль в сундуке?! А ну, заводи тарантасы! Угро на задержание едет.
И холеные надменные гаишники заулыбались навстречу.
— А ведь я с самого начала отстаивал эту версию. Если б сразу с этого боку сработали, давно б на них вышли. — Велин забежал вперед, искательно, сверху вниз, заглянул в лицо Гордееву. — Юра, помнишь, я предлагал начать с техникумов?
— А пошел ты, трепло, — снисходительно и даже нежно ответствовал Гордеев.
Потрепанный отдельский уазик, просевший от оседлавших его молодых тел, вздохнул и, посапывая, как при одышке, полуразрушенной коробкой скоростей, припадая на правое переднее колесо с разбитым амортизатором, отправился в один из многочисленных дворов микрорайона Южный.
Поднявшись по щербатой подъездной лестнице на пятый этаж, Танков приостановился. Сердце его при мысли о предстоящей встрече с преступником заколотилось. Он перевел дыхание и, рассердившись на собственное волнение, с силой вдавил кнопку звонка.
Дверь приоткрыла распаренная женщина в застиранном сатиновом халате и платочке поверх волос. В руке она держала пропитанный маслом нож с прилипшим кусочком котлеты.
— Из милиции! — Танков сунул ей в лицо удостоверение и, грубо отодвинув, протиснулся в прихожую. — Где Вадим?
Прижатая дверью к стене, женщина опасливо смотрела на энергичного молодого человека с красной книжицей.
— Чего отмалчиваетесь? — Танков добавил напору.
— Да его вроде нет дома…
— Что значит вроде? Кто знать должен? — при свете тусклой лампочки Танков наконец разглядел свежее девичье лицо и растерялся: быть матерью пятнадцатилетнего оболтуса она никак не могла. — Слушайте, а кто вы такая?
— Вообще-то соседка, — девушка хмыкнула. — Меня, на всякий случай, Валя зовут. А Катерина Петровна скоро придет со смены. Это мать Вадика. Только в продмаг зайдет и — домой.
Танков туповато затоптался. Он как-то упустил из виду, что существует такой атавизм, как коммунальные квартиры, и к встрече с соседями оказался совершенно не готов.
— Мне бы дождаться, — растерянно промямлил он. — Может, в коридоре посижу?
— А чего в коридоре? — Увидев его замешательство, Валя успокоилась и сразу приняла покровительственный тон. — Вы к нам пока проходите. У нас и подождете.
Не получивший инструкций на этот счет Танков замялся.
— Да проходите смело, — более не церемонясь, она подтолкнула его к ближней комнате. — Когда входная дверь открывается, у нас сразу слышно.
В большой комнате за полированным столом, с угла накрытым скатертью, крепкий пятидесятилетний мужчина в майке увлеченно обгладывал куриную ножку. Он поднял обмазанный жиром подбородок и, скользнув взглядом по Танкову, недоуменно посмотрел на Валю.
— Па, к нам из милиции, — скорбно сообщила та.
— Вот как? — Мужчина начал заторможенно подниматься, вытирая рот и подбородок снятой с колен салфеткой.
— Да прикололась я, пап. Он к Синельниковым пришел, — Валентина заливисто расхохоталась.
Отец отер вспотевший лоб, укоризненно покачал головой — Ты меня своими шуточками когда-нибудь до инфаркта доведешь.
Валентина фыркнула. Танков с удивлением вглядывался в непонятную сцену между отцом и дочерью.
— Мне Вадима надо дождаться, — напомнил он о себе. — А в коридоре, как погляжу, присесть негде… Табуретку выделите?
— Зачем табуретку? Располагайся, — мужчина поднялся, потянул со стула рубаху. — Я все равно на работу убегаю. А здесь телевизор, чаёк. Есть и покрепче, но тебе, наверное, нельзя?
Обращение его с Танковым, как только узнал, что тот пришел к Синельниковым, стало свойским. Он натянул поверх рубахи джемпер, шагнул к двери. Спохватившись, принялся беспомощно охлопывать карманы рубахи.
— Держи, Маша-растеряша, — Валя достала с серванта пачку документов. Придирчиво оглядела отца.
— И как выгляжу? — заискивающе поинтересовался тот.
— Вполне. Для старух лет тридцати — сорока сойдешь.
— Вот послал бог дочку, — отец, отчего-то растроганный, подмигнул Танкову. — В институте учится. Два языка. Но — оторва, каких мало.
Он погрозил дочери пальцем:
— Гляди, не обижай парня.
В ответ Валя постучала по часикам на руке. Спохватившись, отец пожал на ходу руку Танкову и выскочил из квартиры. Слышно было, как сбегает он по лестнице.
Валя принялась сноровисто собирать грязную посуду.
— А ведь это отец тебя испугался, — засмеялась она. — Он у меня водитель автобуса. По ночам прогревальщиком в автопарке подрабатывает. И повадилась к ним какая-то мразь по автобусам шарить. Стали следить. Неделю назад накрыли двоих с Зарельсовой. Надо было в милицию сдать. Но шоферы — народ горячий. У них своё правосудие. Выпустили едва живыми. Теперь вот дрожат.
— Не боишься чужому-то такое? — Танков удивился. — Я вроде тоже из милиции.
— Не боюсь, — Валя стащила косынку, под которой оказались короткие пшеничные волосы, придвинула гостю розетку с вареньем. — Давно выяснила: никуда эти обормоты не обращались. Дома бодягой залечились. Это я так, для педагогики стращаю. Кроме меня, кто присмотрит? Женить бы его, тем более комнат две, разместились бы. Да всё отлынивает. Сначала пел: пока, мол, школу не кончишь. Теперь — «пока институт»…
Она заметила, что гость принялся исподтишка шарить взглядом по стенам в поисках фотографий.
— Вдвоем мы. Давно, — сухо пояснила Валя. — И вообще — пей чай. — Она подхватила грязную посуду и вышла. А когда вернулась, Танков задохнулся.
За несколько минут она успела сменить халатик на облегающий сарафанчик, под которым сразу стала заметна легкая изящная фигурка.
Подсела к Танкову.
— Так что Вадька натворил?
— Почему натворил? — растерялся Танков.
— Для чего-то ты сюда пришел… Да заедай вареньем. Сама, между прочим, варила.
Танков вежливо выудил из розетки вишенку, долго обсасывал, соображая, как держаться дальше. Полномочий на ведение откровенных разговоров он не получал. — Вадька ведь на самом деле нормальный пацанчик, — произнесла Валя тоном умудренной женщины. — Учится, матери помогает. Даже втайне подрабатывает: вагоны на товарной станции разгружает.
— Почему в тайне?
— В этом-то и штука, — Валя недоуменно наморщила носик. — Я сначала, как он проговорился, думала, на новый видик собирает. Целыми днями о нем трендит. А он матери на Восьмое марта вазу хрустальную принес. С цветами. Поступок? — Она вздохнула растроганно.
— Поступок, — согласился Танков. Он был готов со всем соглашаться, лишь бы не сходила с ее личика лёгкая блуждающая улыбка.
Настенные часы хрипло вздохнули и принялись отстукивать половину восьмого. Танков спохватился. Он сидел за столом в чужом доме, распивал чай с вареньем, млея при виде обворожительной хозяйки. И — ничего не происходило. Странная получалась первая в его жизни засада, невсамделишная. Валя, перехватившая взгляд гостя, брошенный на часы, в свою очередь встревожилась.
— Слушай, дело-то к ночи. И впрямь серьезное что?
